А вот и сам фанфик(и шапка-как же без нее):
Rapture
Автор: Miyamashi
Переводчик: Any
Фэндом: Death Note
Персонажи: Мэтт/Мелло
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, ER (Established Relationship), Психология, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, BDSM, Смерть персонажа, OOC
Размер: Драббл, 4 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Ты знаешь, что такое восторг?..
Посвящение:
Его фотографии на моем столе
Публикация на других ресурсах:
С разрешения автора. Переводчику всё равно. Он отказывается от всяких прав и ни на что не претендует
WARNING!!Музыка в тему:
Восторг
Ты знаешь, что я ощущаю восторг? Это так. Я его чувствую, ты знаешь.
Первой вещью, которую я сделал, когда проснулся утром, первым делом, которое я совершил, было то, что я посмотрел в его глаза, и память напомнила мне о том, что раньше я тоже это чувствовал.
Мы были детьми, слишком молодыми, непонимающими важность и значение тех вещей, которые мы совершали. Всё, что я знал – это то, что сначала приходила боль, а потом я чувствовал чертово удовольствие, когда боль уходила.
Мэтт был моим лучшим другом, и мне казалось, что так было всегда. Я верил ему как никому больше. Даже когда смотрел на распятие Иисуса на стене, глядя мимо Мэтта; даже когда он толкался в меня без предварительной подготовки, и мне казалось, что он разрывает меня — я ему верил.
Мэтт был яркий, словно день. По сравнению с ним Господь казался потускневшим. Я смотрел на Иисуса, а Мэтт болел мной подобно тому, как я болел им самим.
Я – язычник…
Это было действительно странно, ты знаешь. Ты знаешь, на что похож восторг? Я знаю. Он похож на боль, и на экстаз, на красоту и на отчаяние сразу. Я оценил всё это там, в постели под ним. Я будто был взят из мира к воротам Неба, и я был возрожден. А потом упал обратно на землю и лежал мертвым в его руках, чувствуя на себе его дыхание.
Я сказал Иисусу пойти трахнуть себя самого.
Мэтт был моим лучшим другом, и с тринадцати лет – моим любовником.
Мэтт был моим миром.
Я прихожу в себя, ощущая на шее плотно стянутую веревку. Кровь течет по моей руке и по шее. Я чувствую следы от порезов, когда Мэтт срезает веревку ножом. Он извиняется передо мной и плачет, потому что думает, что теперь я не буду ему верить. Я провожу рукой по горлу и касаюсь окровавленными пальцами его губ, и он улыбается. Он понимает всё, и я могу не говорить ни слова.
Его глаза закрываются, и он касается языком кончиков моих пальцев, слизывая с них кровь. Его колено касается моего члена.
Когда я смотрю в его глаза и вижу там невысказанные слова, он начинает проводить ножом по моей коже удивительно осторожно. Он будто пишет лезвием признания в любви, которые я читаю несмотря на сбившееся дыхание и слезы, стоящие в глазах. Мэтту всегда нравились игры, и даже сейчас он играет со мной с таким же выражением лица, с каким играет в любую игру на своем PSP.
Когда он заканчивает с моей грудью и шеей, я чувствую, что его руки движутся вниз, касаясь члена и заставляя меня задыхаться. Он знает, что нужно делать, чтобы заставить меня дрожать. Его пальцы оставляют кровавые дорожки.
Сквозь стон я зову его по имени, словно шепча молитву.
Я сумасшедший, и он это знает. Я стал таким с недавних пор. С того времени, как Кира ворвался в нашу жизнь будто разорвавший воздух выстрел, я начал терять себя. Я потерял Л. Я потерял единственный дом, пусть – неродной и временный. Я потерял Мэтта. Я говорю его имя вслух в последний раз перед тем, как уйти, и «Мэтт» переходит в «Майл Дживас», произнесенное шепотом. Я вижу страх в его глазах и знаю, что теперь он тоже потеряет себя.
Мы теряемся вместе – без причины, без цели. Желание стать как Л, но никакая вещь не сделает меня первым. Всё, что он оставил нам – это борьба.
Мы оба знаем, что быстрые, резкие движения и приглушенные звуки перерастут в кровавый страх, переплетенный с криками и сведенными в судороге конечностями. Мы рвем друг друга словно звери по причине внезапной прихоти и больной необходимости. Чтобы использовать любые средства против Киры, мы боремся с другими, и невозможно понять, кто выиграет в конечном итоге. И мы знаем, что победы не будет, только смерть неудачников.
И убийство означает смерть… и это значит, что мы потеряем друг друга. И когда мы переродимся снова это просто я, детка – в животных или чудовищ, то снова станем любовниками. Но страх всё равно сковывает меня, будто лед, заставляет отступить, угрожает.
Ты знаешь, каков восторг на вкус? Я знаю. Это вкус его поцелуя, окрашенного моей кровью, или его кровью, или кровью обоих. Это словно причастие нашей плотью.
Мой рот кажется навсегда приложенным к его губам, языки всё так же борются, проникая как можно глубже. Я пробую Мэтта на вкус, и он кусает и лижет меня изнутри, давая мимолетную надежду, прежде чем я снова упаду. И его мысли настойчиво проникают в мои собственные, сообщая: «Это скоро произойдет, Михаэль. Ты никогда не сможешь выиграть без борьбы. Не жди, что ты выживешь». А потом следует тишина, достаточно долгая, чтобы я забыл обо всем этом.
И когда он отодвигается, я снова дышу воздухом, а не им.
Грубые, настойчивые толчки в мое тело вместе с болью страха напоминают мне, что я всё ещё жив и потому могу умереть. Его горячее дыхание на моих губах напоминает мне о нем, и я думаю о том, что он тоже может умереть (при этом он целует меня, забирая весь воздух из легких, и у меня кружится голова, и я едва осознаю настоящее).
Иногда я хочу, чтобы у меня была свобода, которую забрал Мэтт. Но это было бы неправдоподобным. Я проваливаюсь в безумие, мой разум путается, являя мне фальшивый Эдемский сад, и Мэтт, словно змей-искуситель, обнаруживает все мои слабости и сильные стороны. И чтобы спастись от этого ощущения, мне нужны какие-нибудь таблетки. Он глотает какую-то пилюлю, и я даже не знаю, что это, и не спрашиваю. Я смотрю, как его глаза закрываются, а тело расслабляется. Он не спит, но он проваливается в сладкие мечты, и я завидую ему.
Я никогда не решусь на это. Я не могу потерять контроль.
Я дошел до точки, где каждый промах ощущается сильнее, чем обычно.
Я не уверен, как дальше описать то, что я чувствую. Я скован? Я захвачен в плен? Мне кажется, что здесь подходят оба определения. Страх настолько укоренился в моем сознании, что я приобрел к нему некий иммунитет, хотя временами я совсем ничего не чувствую, кроме пустоты.
Я просто наблюдаю за временем, потому что лучше делать это, чем вообще ничего. План уже готов. Ничего нельзя ни добавить, ни убавить, только ждать. И тиканье часов звучит грохотом барабана в моей голове.
Меня охватывает отчаяние, и я хватаюсь за Мэтта, говоря движениями, а не словами. Он лежит рядом со мной в постели, спокойный и размышляющий, и просто кивает мне. Потом свешивается с кровати, а я наблюдаю за ним. Он достает какую-то бутылку, снимает с нее колпачок, машет ей перед моим носом, и затем я пропадаю.
Первое, что приходит мне в голову, это то, что темнота — густая, словно чернила. Я ничего не вижу. Наконец-то я сделал это. Наконец-то я сошел с ума.
Я не знаю, где я. Всё, что я чувствую – захват на моих запястьях. Моё тело дергают наверх, и я ощущаю на своих руках жесткий жгут. Я плохо слышу, будто нахожусь в вате, затем чувствую, что к моим обнаженным бедрам кто-то прикасается.
Я слишком дезориентирован, чтобы понимать, что это Мэтт. Я слишком заблудился в ощущениях, чтобы узнать его прикосновения. Всё, что я вижу своими затуманенными глазами – это насмешливые лица мафиози, с которыми мне доводилось встречаться раньше. Затем губы касаются моего члена, накрывают его ртом, вытаскивая из моей головы темные факты моего прошлого.
Прежде чем мой мозг сообразит, что Мэтт накачал меня хлороформом и связал, моё тело рвется на свободу, и я кричу. Это мафия, отсасывающая мне. Это японская полиция. Это Кира. Где-то среди призраков мелькает и Л, закрывает мне глаза и не позволяет увидеть его. Он никогда мне не позволяет этого. Он никогда не позволяет мне выиграть.
Ты знаешь, как звучит восторг? Я знаю. Он приходит, разрушая меня, когда я слышу голос Мэтта, обещающий мне, что всё будет хорошо. Его голос прогоняет призраков, и я прихожу в себя. Я ощущаю, как он лижет мою чувствительную плоть, а затем его голос произносит:
— Ты мученик, Мелло. Ты распят.
Я дергаю руками, пытаясь приподняться хоть на секунду, но мои плечи ноют, и я падаю обратно. Тело затекает от неудобного положения, но я пытаюсь прочувствовать всё до конца. Я почти завершил со всем остальным и не могу прекратить это раньше срока.
Да, я собираюсь умереть. Он пытается переубедить меня, но я собрался умереть, и он со мной; вся надежда ушла куда-то безвозвратно.
Запах – последнее из ощущений, и у восторга он тоже есть. Тревога заползает в душу, качает мост моей уверенности, шатает стропила. Я упаду когда-нибудь, а потом предстану перед богом, и запах потонет в раздражающе горьком привкусе страха.
Когда я целую его в последний раз, мои глаза всё ещё не видят, и я пробую его на вкус, чувствую его, дышу им, слушаю его стоны. Впервые я осознаю, что эти ощущения — бесподобно реальны. Когда я начинаю различать смутные очертания вокруг, я вижу его лицо более ясно, чем когда-либо видел. Красивый. Мой.
И затем мы останавливаемся и воплощаем план в действие.
Кажется, что прошли секунды до того момента.
Когда я вижу его на экране, с кровоточащими ранами и слишком красивым для мертвеца, я сначала не верю в его смерть. Потому что моя жизнь тоже заканчивается. Не тогда, когда мое сердце прекращает биться; не тогда, когда я, задыхаясь, лежу на этом руле, против воли цепляясь за жизнь. Когда он умирает, мой восторг заканчивается.
Но я был возрожден на долю секунды и вспомнил всё, что было до этого момента. И я поверил, что только это и было истиной.
Я могу чувствовать восторг, Мэтт.
А ты можешь?
@настроение: Няшно, жеж
@темы: брутально, Фанфик, Праздник-праздник!!!!, Ня кавай
Мне бы спать, однако я залезла в твою дняву и фапаю на твои замечательные арты х)